... В тот же день Лаврентия Петровича
свешали, - оказалось в нем шесть пудов двадцать четыре фунта. Сказав эту
цифру, фельдшер слегка улыбнулся и пошутил:
- Вы самый тяжелый человек на все клиники.
Фельдшер был молодой человек, говоривший и поступавший, как доктор, так
как только случайно он не получил высшего образования. Он ожидал, что в
ответ на шутку больной улыбнется, как улыбались все, даже самые тяжелые
больные на ободрительные шутки докторов, но Лаврентий Петрович не
улыбнулся и не сказал ни слова. Глубоко запавшие глаза смотрели вниз, и
массивные скулы, поросшие редкой седоватой бородой, бмли стиснуты, как
железные. И ожидавшему ответа фельдшеру сделалось неловко и неприятно: он
уже давне, чежду прочим, занимался физиогномикой и по обширной матовой
лысине причислил купца к отделу добродушных; теперь приходилось
переместить его в отдел злых. Все еще не доверяя своим наблюдениям,
фельдшер - звали его Иваном Ивановичем - решил со временем попросить у
купца как"ю-нибудь ею собственноручную записку, чтобы по характеру почерка
сделаш более ючное определение его дчшевных свойств.
Вскоре после взвешивания Лаврентия Петровича впервые осматривали
доктора; одеты они были в белые балахоны и оттого казались особенно
важными и серьезными. И затем каждодневно они осматривали его по разу, по
два, иногда одни, а чаще в сопровождении студентов. По требованию
докторов, Лаврентий Петрович снимал рубашку и все так же покорно ложился
на постель, возвышаясь на ней огромной мясистою грудой.
Доктора стукали по его груди молоточком, прикладывали трубку и слушали,
перекидываясь друг с другом замечаниями и обращая внимание студентов на те
или иные особенности. Часто они начинали расспрашивать Лаврентия Петровича
о том, как он жил раньше, и он неохотно, но покорно отвечал. Выходило из
его отрывочных ответов, что он много ел, много пил, много любил женщин и
много работал; и при каждом новом "много" Лаврентий Петрович все менее
узнавал себя в том человеке, который рисовался по его словам...
|
